Культура

Константин Симонов «Я, верно, был упрямей всех»

Константин Симонов и Валентина Серова — их имена навсегда соединили строки стихотворения «Жди меня и я вернусь…», которое поэт посвятил  22-летней восходящей звезде театра и кино Валентине Серовой. Любовь к этой женщине стала для него источником вдохновения, благодаря этому чувству родилось немало гениальных поэтических строк которыми зачитывалась вся огромная страна, которые переписывали от руки, запоминали наизусть. Их союз продлился 18 лет. Они развелись в 1957 году, когда их дочери Марии было семь лет. Говорят и пишут, что он не смог больше терпеть её пристрастия к вину. Но также говорят и пишут, что это пристрастие развилось в ней именно в годы их супружества. Что чувствовали, что переживали они мы никогда уже не узнаем. Знаем лишь, что перед смертью Константин Симонов признался дочери «…То, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни… И самым большим горем».

Стихотворение «Я, верно, был упрямей всех» написано в пору, когда он страстно добивался руки актрисы.

 

Как сказал Зигмунд Фрейд: «Мир двоих не понять миллиардам». Их расставание останется их тайной. Ни Симонов, ни Серова его никогда не комментировали.

На похоронах Серовой его не будет, он пришлёт к гробу 58 розовых роз — по количеству прожитых актрисой лет.

Константин Симонов пережил Валентину Серову на четыре года. Перед смертью в 1979 году писатель попросил дочь вернуть все его письма, которые он писал любимой. Мария Симонова привезла в больницу несколько сотен писем.

Когда через несколько дней она опять навестила отца, тот был подавлен и разбит.

Мария вспоминала, что в этот день отец с горечью произнес: «Не хочу, чтобы после моей смерти чужие руки копались в этом… Прости меня, девочка, но то, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни… И самым большим горем…Я думал, что все ушло. И вдруг все вернулось ко мне, я все пережил заново, словно это происходит сейчас…».

Я, верно, был упрямей всех.
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты».

Я, верно, был честней других,
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.

Я девочкой тебя не звал,
Не рвал с тобой цветы,
В твоих глазах я не искал
Девичьей чистоты.

Я не жалел, что ты во сне
Годами не ждала,
Что ты не девочкой ко мне,
А женщиной пришла.

Я знал, честней бесстыдных снов,
Лукавых слов честней,
Нас приютивший на ночь кров,
Прямой язык страстей.

И если будет суждено
Тебя мне удержать,
Не потому, что не дано
Тебе других узнать.

Не потому, что я — пока,
А лучше — не нашлось,
Не потому, что ты робка,
И так уж повелось…

Нет, если будет суждено
Тебя мне удержать,
Тебя не буду все равно
Я девочкою звать.

И встречусь я в твоих глазах
Не с голубой, пустой,
А с женской, в горе и страстях
Рожденной чистотой.

Не с чистотой закрытых глаз,
Неведеньем детей,
А с чистотою женских ласк,
Бессонницей ночей…

Будь хоть бедой в моей судьбе,
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.

К.Симонов, 1941

 

[snippet_3] [snippet_2]