Без рубрики

ТРИ ЧЕЛОВЕКА, СПАСШИЕ ЖИЗНЬ ЗИНОВИЮ ГЕРДТУ

 

Актёр Зиновий Гердт, начинавший профессиональный путь с кукольного театра, долгое время оставался за ширмой. Но ему удалось стать практически единственным в профессии, кого зрители полюбили ещё до того, как увидели. Мощная, кипучая творческая энергия, уникальный голос и мужественная, даже героическая внешность покорили миллионы сердец.

«Самое большое из всего, чего я добился, — это то, что зрители называют меня Зямой…», —  утверждал Зиновий Ефимович

Зиновий Гердт в трогательных воспоминаниях самых близких…

Многие думали, что Гердт — потомок какого-нибудь дворянского рода, уж слишком аристократично выглядел и вёл себя любимый артист. А он был из самой обычной семьи, учился в фабрично-заводском училище. При этом же училище был ТРАМ — театр рабочей молодёжи, в котором Зиновий Ефимович начал играть.
С началом войны актёрам ТРАМа, как участникам фронтовых бригад, полагалась бронь. Но Гердт пошёл в военкомат и упросил отправить его на фронт. Год провоевал лейтенантом роты сапёров. А в 1943 году его ранило. Он всегда помнил этот страшный день — 13 февраля 1943 года. С поля боя его вынесла на себе молоденькая медсестричка, было сделано 11 операций. Ногу удалось спасти, но хромал Зиновий Ефимович всю жизнь.
Валентин Гафт даже посвятил ему эпиграмму:
О, необыкновенный Гердт,
Он сохранил с поры военной
Одну из самых лучших черт —
Колено он непреклоненный.

Муж у докторши работал в «шарашке», за похлёбку конструировал истребители, опережая конструкторскую мысль знаменитой «военной машины» немцев лет на десять. Совершенно не обязательно было об этом распространять­ся, да ещё в госпитале, со случай­ным лейтенантиком, каких через руки этой док­торши прошёл не один десяток, и конца им не видно…

Но этот, ма­ленький и тощий, с необыкновен­но богатым голосом и траурными глазами, чем-то пронял докторшину привычную осторожность. Она выделила это лицо из череды лиц и отметила его, что редко бы­вало с ней, профессионально за­щищённой от чужой боли, потому что, если связывать в своём вооб­ражении и памяти откромсанные обрубки с этими лейтенантиками – тогда конец.

Она делала бедняге операцию за операцией на тяжёлом, почти безнадёжно раскуроченном коле­не. Когда везли на очередную, главврач заметил:

– Что мучить па­ренька, я бы ампутировал!

– А я буду резать вдоль! – за­крыла тему докторша.

С упорством резала она «вдоль» одиннадцать раз и так сжилась с его ранами, с этим куском плоти, за который боролась, спасая лейте­нантику судьбу, что стал он ей всё равно что родным, товарищем и по её несчастью, определившему её одиночество в этих бессонных и бредовых стенах. И в одну из но­чей, когда боль не даёт уснуть и лютеет тоска, докторша открыла раненому опасную свою беду.

Несмотря на молодость, был он человеком пронзительного ума и, несмотря на скромное местечковое происхождение, обладал без­ошибочным художественным вкусом. Возможно, по этой причине никогда не кричал: «За Сталина!», а возможно, и потому, что его са­пёрное ремесло не предусматрива­ло атак, а предусматривало, наобо­рот, сосредоточенную, вдумчивую работу, нюх и величайшую осто­рожность. Во всяком случае, пра­вильное понятие о повседневном изъятии советских граждан из оби­хода свободной жизни он имел. А также понимал цену докторшиной откровенности – и потом не забы­вал о ней никогда.

Все три имени в этой истории замечательны.

Имя врача – Людмилы Винцентини.

Имя зека-мужа – Сергея Пав­ловича Королёва.

Имя сапёра – Зиновия Гердта.

Первый человек, кому Зиновий Ефимович был обязан жизнью, – сани­тарка, притащившая его зимой 43-го года с поля боя в госпиталь. Своего хирурга бывший сапёр числит вторым человеком, спас­шим ему больше чем ногу – про­фессию, в его случае тождествен­ную жизни. Есть и третий.

Ехали с братом с кладбища – от матери. День стоял гнусный, да и год не лучше – 50-й. И на­строение под стать. Зашли в пив­ную. Случайный грязный шалман с залитыми пивом столами и злоб­ными, бедными, послевоенными людьми. Что-то произошло в оче­реди, кому-то показалось, что двое носатых не по праву теснятся у ис­точника русского забвения… И в крупное ухо сапёра вползло, как белена, как сколопендра: «Канешна, эти у нас завсегда первые!» Брат Борис побелел и затрясся. А Зяму, как бы помимо воли, повер­нуло, и кулак, всосавший всю силу небольшого организма, вле­тел в географический центр боль­шой красной дурацкой рожи.

Продавщица взвизгнула и за­голосила из окошка: «Ты что ж, гад, делаешь, он тебя даже жи­дом не назвал!» Очередь, на миг закаменев, быстро пришла в себя и, повинуясь рефлексу, начала сползаться в полукольцо, и хро­мая нога Гердта оказалась точкой пересечения его радиусов. Глядя в близкие лица земляков и современников, Зиновий Ефимович, подобно одному из его будущих героев, осознал, что бить будут, скорее всего, именно ногами – по традиции любой окраины.

И вот народец расступился и вперёд вылез огромный сизорылый му­жик, и весь Зиновий Гердт был в один обхват его ладоней. Он навис над Зямой, сгрёб его за лацканы, – и тот вспомнил маму и понял, что через несколько минут они, ско­рей всего, встретятся… Мужик приподнял его к бармалейской своей пасти и просипел, дыша сложным перегаром:

– Делай так кажный раз, сы­нок, ежели кто скажет тебе чего про твою нацию.

И, трижды поцеловав, бережно поставил на место.

Снова предстояла земная жизнь – в длительном развитии труда и любви.

Автор — Алла Боссарт

Алла Борисовна Боссарт — российский писатель, сценарист, публицист, поэтесса.За годы работы в СМИ Аллой Боссарт написаны тысячи статей, репортажей, очерков и эссе. В толстых журналах и сборниках опубликовано около 50 рассказов и повестей, три романа. Номинировалась на премии «Русский Букер», «Большая книга», «Премию Белкина».

[snippet_3] [snippet_2]