В моем детстве в моей семье никто свободно грузинским языком не владел. Что, почем, куда, когда — потихоньку справлялись, но не больше. Острой нужды в свободном владении у старшего поколения не было.
В принципе, похожая судьба ждала и меня.
В Тбилиси, где я родилась, было много и русских и грузинских школ. Мы с сестрой учились в русской. Потом в другой русской. Потом мы еще меняли школы и все они были русские.
Наш с сестрой отец был военный. А по законам уже агонизирующего Советского Союза, дети военных имели право не учить “республиканский” язык. Мы не были кочевой семьёй, никогда никуда не переезжали, отец успешно преподавал высшую математику в военной академии. Наше право не учить грузинский было незыблемо.
В моем классе было очень много детей военных. Многие буквально полгода и уезжали. Приезжали новые. И на уроках грузинского они могли спокойно рисовать. И я пару лет рисовала тоже.
Потом меня стала настигать если не ущербность, то её маячивший на горизонте силуэт. И это стало напрягать. Плюс рисовала я очень плохо. Убеждаться в этом каждое занятие, видимо, тоже не хотелось.
И я решила учить язык великого Шота Руставели несмотря ни на что.
Просыпался непризнанный лингвист.
Учительница-грузинка с удивлением и гордостью, граничившей с жалостью, смотрела на мой беспощадный энтузиазм. Как я старалась и нагоняла своими силами по общей программе, а программа была дай бог. Получалось не всегда. Что я там ковыряла страшно вспомнить. Заучивала наизусть целые абзацы, заводила словари, записывала невыговариваемые предложения. Потом мучила грузинских друзей и соседей чтоб перевели.
Надо отдать должное — никогда педагог не позволяла классу ни одной насмешки в адрес детей вроде меня.
Всех, кто неправильно хрипел и выдыхал согласные с гласными, рычал не в том падеже и путал Т с Т, учительница поддерживала и ставила в пример наше упорство всем Барамидзе, Долидзе и Мгалоблишвили, которые сидели на последней парте и пытались вместо Акакия Церетели втихаря играть в морской бой.
Меня она откровенно боготворила и каждый мой выход к доске сопровождался пламенной тирадой о том, что посмотрите на Семилет! 12 минут она что-то говорит, неизвестно о чём и на каком грузинском. Произносит так, что мы тоже не уверены, что это грузинский, но это грузинский! Тем более, что вообще не понятно зачем ей это всё, они завтра могут переехать куда-нибудь в Никарагуа если родина прикажет и куда ей потом этот витязь в тигровом.
Грузинская часть одноклассников сдержанно ухмылялась, но грозная бровь педагога и окрик «Бараташвили, я тебя сейчас вызову и посмотрю как ты лучше Семилет тут рассказывать будешь 12 минут на родном языке!» усмиряла всех.
Был это класс, по-моему, четвертый. Задали нам однажды рассказ. Какой-то сложный, длинный. Про грузинскую муху. Его надо было изложить близко к тексту. В моем случае опять наизусть.
Подробности не очень помню. Помню только лица одноклассников. Дальше провал.
Муха на грузинском будет Бузи. Маленькое смешное слово. Как не запомнить.
А Бози на грузинском- это женщина низкой социальной ответственности, только грубо. Неприличное слово, одним словом.
Дети в Грузии, особенно мальчики, они поголовно акселераты. И слова знают самые разные хоть на грузинском, хоть на русском, хоть на гватемальском, объяснять на пальцах не нужно.
И вот начинается урок. Учительница как всегда ласково смотрит на меня. Я свечусь неизвестными рунами изнутри. Учила весь вечер.
Выходи, Семилет, выходи моя девочка. Девочка выходит.
Как звучал тот мой рассказ для всех детей союзных республик я не помню, видимо, просто непонятный бубнеж. Но для 8 человек коренного населения тот день, боюсь, навсегда останется в памяти.
«Был теплый летний день. Светило солнце и плыли прекрасные белые облака. Зелёный кузнечик сидел на толстом стебле подсолнечника посреди ярко-желтого поля и жмурился от яркого света.
Но что это? С дальнего пригорка, полного ярких красных маков, взлетело что-то темное и понеслось в сторону поля.
Это была большая, глазастая, мохнатая проститутка..
Она села на соседний с кузнечиком подсолнечник и начала приводить себя в порядок.
Кузнечик завороженно смотрел на неожиданную гостью.
Изумрудные глаза, прозрачные крылья, черные усы..
— Какая же ты красивая, шмара..»
Учительницу временно парализовало. Она бы и хотела возразить, но ведь придется объяснять.
Грузинские одноклассники кто онемел, кто лежал под партой, глотая гогот и слезы, заткнув рты у кого чем было под рукой.
Я всегда была драматически одаренным ребенком. Читала громко, с выражением, глаза горят, косички развеваются. Я могла заставить слушать себя с самых юных лет.
Но боже мой, кого там надо было заставлять. Весь понимающий контингент, пытаясь не умереть от смеха, ловил каждое мое вдохновенное слово, в надежде не упустить ни одну упомянутую падшую женщину. Люди не могли поверить своим ушам. Вот так, без стеснения, белым днем, в стенах всеми уважаемого учебного учреждения — и такая неприкрытая правда..
Не помню, досказала ли я весь текст. Помню только, что учительница подошла, обняла меня за голову.
Когда закончился урок, она всех выпроводила и тихо мне сказала, что муха это бузи. Постарайся запомнить, детка.
Потом я выучила грузинский и еще пару языков, стала переводчиком, но до сих пор, когда мне надо упомянуть насекомое с изумрудными глазами, я немного притормаживаю речь, продумываю фразу и потом уже говорю. Мало ли. Вдруг опять начнется.
Автор — Валентина Семилет
