Книга «Прямая речь» — это собрание цитат Леонида Филатова, выдержек из его интервью, его размышления о самом себе, об актерской профессии, о людях и происходящем вокруг.В этой книге Леонид Филатов раскрывается перед нами как глубокий самобытный мыслитель. Он размышляет о природе творчества, о судьбе, о любви…
Больше всего ценю саму жизнь. Пять лет провел прикованный к постели, и поэтому ценю каждую минуту. Пойти поставить чайник — это жизнь. Подумать и что-то придумать — жизнь. Жена пришла с рынка, сделал в театре премьеру — все жизнь.
* * *
Соблазн дать сдачи мгновенно не приводит к хорошему. Наверное, я неправильно делаю, и понимаю это в ту же секунду Оскорбить, кого бы то ни было, обидеть, пусть даже самого плохого, это все равно, что стать плохим самому.
* * *
Жить надо. Не «стоит», а — «надо». Поэтому Бог дал нам жизнь. И пока миссия не выполнена, человек обязан жить дальше.
* * *
Сегодня, кажется, вся страна осведомлена о моем состоянии здоровья. Если бы я не появлялся на экране в «Чтобы помнили», я бы, конечно, предпочел никому не сообщать о своей болезни. Но программа выходила, а я разговаривал еле-еле… Пошли письма: он что, с бодуна?
Сначала я хотел уйти из передачи, настолько глупо и недопустимо было там мое появление, но группа не хотела меня отпускать, убеждая, что поменять ведущего, значит, по сути поменять саму программу: другое лицо, другая интонация. А какая к чертям собачьим интонация, если я слов не выговариваю? Было время, когда я не мог не то что встать, а просто сидеть, меня снимали на больничной койке. Но потом Саша Адабашьян предложил: я сниму про тебя передачу и все объясню. Я согласился, и вышла программа «…И не кончается строка».
Так что я, отнюдь, не так патологически честолюбив, чтобы сниматься в полумертвом состоянии. А тогда я умирал, это было совершенно очевидно. Лечащий врач санатория, где я лежал, сказал Леньке Ярмольнику: «Через пять дней умрет, мне бы не хотелось, чтобы это произошло у нас». А сейчас мне как-то неудобно перед этим доктором: я взял и выжил. Неловко получилось.
* * *
С годами многое переоцениваешь. Острее начинаешь ощущать чужую боль. Сопереживаешь глубже. А поводов для боли хватает. И если раньше я был жестковат, то теперь мне чаще жалко людей.
* * *
До сих пор не принимаю в людях глупость, трусость, но больше всего — ненадежность и непредсказуемость. Сегодня это модно: непредсказуемый он, загадочный. А я этого терпеть не могу. Никогда не знаешь, что он выкинет, непредсказуемый этот. Больше всего ценю в людях надежность.
* * *
Был такой человек Мариенгоф. Друг Есенина, писатель, которого никто не знает, кроме двух его вещей — «Роман без вранья» и «Циники». Строго в художественном смысле — это произведения не авторские, это форма мемуаристики, где выдуманное мешается с реальным. Есенин просил его: «Если я помру, не пиши обо мне ничего». Мариенгоф сделал ровно наоборот. И теперь мы знаем, кто такой Мариенгоф. А кто такой Мариенгоф сам по себе? Собутыльник Есенина, которых у него были миллионы.
* * *
Главное — это мои родные, моя семья. Это с годами понимаешь. Когда здоров, когда беспечен — это понимаешь как бы литературно. Но биологически, как зверь, только уже пережив кое-что. Если можно было бы за их благополучие, покой и здоровье отдать свою руку или ногу, я бы себя просто частями раздал.
* * *
В наш трудный, но все-таки праведный век,
Отмеченный потом и кровью,
Не хлебом единым ты жив, человек,
— Ты жив, человек, и любовью.
* * *
Дон-Жуан — это благородное понятие. Оно как бы предполагает отвагу и жертву со стороны мужчины. Он всем своим благополучием рискует, готов все положить к ногам любимой женщины — душу, жизнь! А много баб — это просто бабник. Бабник и дешевка.
* * *
Видимо, я старею. На смену сарказму приходит сентиментальность. Я не разделяю оптимизма многих, которые сегодня кричат: «Подумаешь, культуру убили, растащили. Развалили образование. Россия — великая страна, снова все родит!» Это пустословие, которое ничего под собой не имеет, кроме попытки защитить творящиеся безобразия.
* * *
С такими выдающимися актерами, как Олег Борисов или Евгений Леонов, уходит целая эпоха. На панихиде Евгения Павловича кто-то сказал: «Сиротеет театр», а кто-то добавил: «Сиротеет страна».
* * *
Я никому не завидую. Абсолютно никому. И не потому, что я лишен белой, черной зависти. А потому, что меня это бы унижало. Завидую, значит, я какой-то странный, ущербный тип. Ну, чего мне, собственно говоря, не хватает в этой жизни? Ну, не могу я зарабатывать доллары, да еще в таком количестве, как, скажем, Сильвестр Сталлоне или Джек Николсон… Я и воспитан совершенно иначе, в других потребностях. Другой вопрос: может быть, это мое несчастие, что мои потребности невелики? Но что делать, если я по своим хромосомам такой? Я не завидую дико богатым людям в этой стране, совершенно, абсолютно. Потому что не вижу смысла при таком перепаде заоконного пейзажа иметь какую-то особую жизнь.
* * *
В мужиках ценю, наверное, некую щепетильность, представление о чести. Мужчина рефлекторно должен понимать, что можно, а что нельзя. Мы живем в таком перепутавшемся, в половом смысле, мире, что забываем: многие вещи все-таки основаны на вечном понимании разности гениталий.
Мужской человек, человек мужского пола, должен какие-то вещи впитывать с молоком матери. Культивировать в себе с момента осознания пола. А поскольку все так перепуталось, наши мужики немножко истерические полудамочки. Я не имею в виду сексуальные меньшинства.
Мужчины, которые позволяют женщинам себя любить… То, что всегда было правильно: чем-то жертвовать, смотреть на женщину снизу вверх, все это сейчас перепуталось. Женщина с кайлом на дорогах, а мужики заседают на каких-то парткомах, склочничают, сплетничают, голосуют, исключают. Ни мужского, собственно, начала, ни, собственно, женского.
* * *
Это униженная, лакейская, трусливая поправка на время: а вдруг правые обидятся, а левые обозлятся? А вдруг патриоты решат, что ты сионист? А вдруг демократы подумают, что ты антисемит? Уродливое время, уродливые нравы. Оголтелость правого или левого толка — это все равно оголтелость. Интеллигент не должен примыкать к стае. Его удел — индивидуальный анализ любого события, любого факта, любой идеи. И за поступок надо отвечать самому. Мы же все норовим сбиться в кучку.
