Вспоминаю частенько баб Шуру. Двоюродная бабка моя. Имела головокружительный роман в 82 года, со свадьбой, переездом в соседнее село и последующими похоронами молодого мужа (на десять лет её был моложе сокол ясный).
Познакомились в романтической обстановке — в очереди на анализы. То ли на сахар, то ли на биохимию, не помню. Баб Шура помнила. И он её там, значит- «приглядел» (со слов потерпевшей). И начал «ходить». А ходить надо было из соседней деревни, на минуточку — двадцать километров. А автобус курсирует между сёлами по магическому расписанию, которое ведомо только архангелам и ангелам, но не человекам.
Кто поможет престарелому родителю в амурных делах? Конечно же дети! Старший сын «жениха» два месяца в режиме нон-стоп возил влюблённого отца своего семидесяти двух лет на «свиданки».
Потом уж не выдержал и поставил вопрос ребром: «Ты, батя, или женись, или уже не морочь Александре Ефремовне голову!» (И бензин не дармовой!)
Голову баб Шуры к тому времени уже украсила химия-барашек морковного цвета, тело — кровавой расцветки велюровые халаты на блестящих молниях. Ноги из вечных войлочных тапочек переобулись в тапки кожаные, хранимые для «особых случаев» с 1955 года.
Готовились к похоронам, а вышла свадьба, так бывает. Невеста к бракосочетанию была готова, жениха, как обычно — принудили. Уже пожилые дети не выдержали страстей и женили родителей в один день.
В сельсовет пришло пол села вдовиц и разбитных разведёнок. Прикоснуться к чужому счастью и обрести надежду.
Обрели её в тот день все.
Баб Шура была в фате и кримпленовом платье цвета «слоновая кость», хранимом для погребения. Фата, как ни бились, была ею отвоёвана: «Трёх детей я родила, а свадьбы у меня так и не было, то война, то целина — отстаньте!» Все и отстали.
На свадьбе пели и плясали две деревни. Дети, внуки и правнуки. В отдалении рыдали вдовицы. Баяны рвались, хор из родных, близких и дальних по сотому кругу исполнял любимую песню Баб Шуры — «Однажды морем я плыла на пароходе том» , самогон варился в режиме реального времени в бане.
Запасённого категорически не хватало. Пир шёл не один день.
Все десять лет, что прожили, как голубки, молодые, мы ездили к ним в гости по лету. Годовщину свадебных торжеств праздновать. Баб Шура всегда с причёской и в фате, молодой муж с аккуратно постриженными к приезду гостей бровями.
А потом он умер. Быстро. Диабет. Сердце. А она не поверила. Дети забрали баб Шуру к себе, в её родную деревню. Она лет пять ещё пожила. Красила волосы и ждала своего «милёночка». Не верила, что его нет больше. Не помнила ни похорон, ни переезда, выходила к калитке и сколько могла стоять на ногах — смотрела на дорогу и ждала.
Вот такое было счастье на моих глазах и большая любовь.
Которым не помешали ни морщины, ни седина, ни плохие анализы, ни войлочные тапки, ни отсутствие транспортного сообщения.
Все равно скоро увидятся.
А вы все про брыли свои в сорок лет.
/Автор: Ульяна Меньшикова/