Поговорил с Андреем Данилко. В обычной жизни он усталый, грустный человек. Всегда в бейсболке. Если дает интервью на камеру, обязательно надевает маску, какую мы все носили во время ковида. Только черную. Обычно она у него болтается около подбородка, чтобы не мешала говорить. Поклялся, что не снимет маску, пока не закончится в*йна. Такой его маленький личный траур. Траур артиста, приговоренного всегда всех веселить. А какое сейчас может быть веселье?
Андрей Данилко и Сергей НиколаЕвич
На фестиваль Laima Rendezvous в Юрмалу Андрей Данилко приехал совсем больной. Даже на саундчеке было понятно, что в таком состоянии на сцену лучше не выходить. Температура 39, жар, голова разламывается, голос срывается… Организаторы, конечно, в панике. Но «все будет хорошо». Что-то принял, что-то выпил, немного поспал на диванчике в гримерке. Ну а дальше, шелковая майка с номером 9, затемненные очки с фальшивыми бриллиантами и, конечно, на голове зеркальная звезда — что-то в виде шляпы или короны, как на флаконах духов Thierry Mugler Angel. Кстати, как мне удалось убедиться, Андрей вполне профессионально разбирается в разных ароматах и брендах. Сам предпочитает изысканный и сложный Сomme des Garsons. Говорит, что в этих духах слышит какую-то свою тайную ноту, неуловимую атмосферу. Это вообще его любимая тема. АТМОСФЕРА. Как ее создать? Как ее сохранить? Как передать?
Ведь Сердючка не только про шутки и смех. Она, как облако, которое налетает, накрывает и переносит тебя в даль светлую, в некий райский сад. А там Мама в белом платочке, там парубки в шортах и вышиванках, там скатерть-самобранка, там «я иду такая вся в Дольче Габбана»… Сердючка, какой ее придумал и много лет играет Андрей Данилко, как раз про это — про сон золотой, про «берег очарованный и очарованную даль», про украденное счастье, которое, которое, конечно, не вернуть, но попробовать-то можно. Вспомнить, чем благоухало? Как пело? Чему радовалось?
Была у Ивана Франко под этим названием пьеса. Шла во МХАТЕ в постановке Романа Виктюка. Мхатовское начальство, чтобы выслужиться и поставить галочку, решило приурочить премьеру спектакля к очередному государственному юбилею. Очень красочная получилась афиша : «К 60-летию образования СССР. «УКРАДЕННОЕ СЧАСТЬЕ». Олег Ефремов, когда увидел эту афишу на стене МХАТа, хохотал в голос, а потом распорядился весь тираж пустить под нож. Правда, какую-то часть все-таки успели отправить в расклейку.
С Романом Григорьевичем Виктюком Андрей был по-настоящему близок, даже дружил. Любимый мэтр, старший товарищ.
— Мне так трудно всегда дается переход с «вы» на «ты». А тут я все время боялся нечаянно сказать ему «ты». Совсем не ощущал с ним разницы в возрасте. В нем жил подросток.
Виктюк, когда приезжал в Киев, ему часто звонил: «Пошли по магазинам». Обожал это дело. Но ему всегда нужна была компания, зрители. Одному скучно. Сейчас, когда Андрей мне это рассказывает, я слышу голос Виктюка. Узнаю его южный тембр, какую-то задушевную мягкость интонаций, добрую иронию. «Русский, ты сумасшедший».
Или вот рассказ самого Андрея про его мытарства с постоянными отключениями света в Киеве и про новогодние гирлянды, которыми он обвесил свою кухню. Они почти не потребляют электричества и что-то все таки освещают. «И у меня сразу Лас-Вегас». Так мог бы пошутить только Виктюк.
Всем запомнился выход Андрея на сцену «Дзинтари» уже в образе Сердючки. Когда он, спускаясь по ступенькам, первым делом спросил у оркестрантов: «Как же вы, бедные, тут сидите уже шесть часов?» Вот так сразу взять и сократить дистанцию, отменить официоз, отбросить любые скучные формальности. В этом тоже школа Виктюка, хотя формально Андрей никогда у него не учился. И готовность сразу зажечь и запеть. И заготовленный букет для Пугачевой прямо со сцены в зал. Потому что это не просто зрительница в литерном ряду D. Это Алла Борисовна! И почему-то в этот момент молнией сверкнула в памяти телеграмма Юрия Гагарина из космоса: «Всем людям на земле и отдельно — Анне Маньяни!» Вот как надо обращаться со звездами и великими женщинами!
Алла Пугачева в жизни Андрея значит много. В 2007 году сразу после Евровидения она первая ему прислала поздравительную эсэмэску. Он мне потом ее показывал, когда над ним сгустились тучи и проклятия гендиректора Первого канала Константина Эрнста стали сбываться. И сейчас после концерта в Дзинтари Пугачева опять позвонила Андрею. «Как же ты скачешь? Откуда берешь силы?».
И правда, откуда? Что за огонь такой, который в нем все пылает, горит и не дает успокоиться? Я пытался расспросить Андрея про его детство в Полтаве. Очень счастливое. Вообще 70-е — самое счастливое время. «Ну это же застой?» — недоумеваю я. «Почему застой, — обижается Андрей, — очень хорошее время». Все сытые, все цветет и благоухает, все свеже-покрашенное. И детский садик, куда его отдали, был самый лучший. Новый, модный! Его постоянно тянет вспоминать это время, эти полтавские полисадники с тюльпанами и мальвами. И мама еще молодая…. Он хочет помнить только хорошее. Его тогда все любили. И он всех любил. Только одно не мог вынести: когда на детских утренниках ему надо было переодеваться в разных зайчиков, гномиков и мушкетеров. Хотел быть всегда самим собой. Удивительно это слышать от артиста, построившего свою карьеру на маске проводницы «из народа» Верки Сердючки.
— Нет, это другое. Сейчас это для меня это прозодежда. Ну как врачу снять или надеть медицинский халат. А тогда эти переодевания казались чем-то совершенно ужасным, что-то во мне меняющим, противоречащим самой моей природе.
Потом было цирковое и эстрадное училище. Общежитие для иногородних. Какие-то чужие люди со своими баулами и чемоданами. Полчища тараканов. Гора старых матрасов и стопки книг. Все на выброс. На удачу он берет из стопки и открывает одну из брошенных книг. И первая фраза, на которой он зависает: «Самое большое несчастье — неумение переносить свое несчастье». Книга закрывается.
Следующий кадр — он поднимается по лестнице Щукинского училища в Москве. Его допустили до творческого экзамена. Он близок к заветной цели — стать настоящим артистом. А на встречу ему спускается легендарный Юрий Катин-Ярцев,
Джузеппе-Сизый Нос из «Приключения Буратино», любимого фильма детства. Старенький, хрупкий, седой. Посмотрел внимательно, лукаво улыбнулся. Ничего не сказал, пошел дальше. Ну почему не догадался, что из этого полена, каким был, наверняка, тогда Андрей, может получится отменный артист? Где были глаза Этуша? Куда смотрела Максакова? Но не случилось, не сошлись звезды. Не взяли, проглядели.
— Понятно, что я самодеятельность, — вздыхает Андрей. — Такая успешная самодеятельность.
В том, как он это говорит, нет кокетства или желания непременно услышать от меня страстные опровержения. Просто констатация. Школы нет, но есть кураж. Данные — не особо, но есть маска, которая вывезет и всегда прокормит. Есть очень четкие рамки, которые он сам для себя задал и от которых не отступит ни при каких обстоятельствах. Например, он никогда не станет переводить свои старые хиты на украинский язык, чтобы ему кто не говорил. Не собирается он и отказываться от русского языка под предлогом, что это «язык агрессора».
— Я не говорю на языке агрессора, это агрессор говорит на русском языке. В Украине я всегда выступаю на украинском языке. Но когда я приезжаю в Латвию, как мне говорить с Лаймой Вайкуле? Я не знаю латышский, она не знает украинский… На английском? Как-то нелепо. И вообще я с детства ненавижу, когда кого-то несправедливо обижают или притесняют.
На себе ему это пришлось испытать в полной мере. После скандала на Евровидении имя Сердючки попало в черный список запрещенных артистов в РФ. По этому поводу было много сказано слов и придумано версий. Если коротко и без погружения в дебри фонетической экспертизы фразы «Russia, Good-Bye», которую Андрей клянется, что тогда не произносил, причина тут очевидна — деньги.
В какой-то момент Сердючка стала звездой N1 на постсоветском пространстве. Играючи и без видимого напряга, обошла признанных лидеров и авторитетов. Первые строчки рейтингов, все федеральные каналы, лучшие залы, роскошные корпоративы, самые продолжительные аплодисменты, самые высокие гонорары… И при этом сам Данилко всегда держал дистанцию. Ни с кем особо не сходился, не искал высокого покровительства и выгодных дружб. Серьезные люди, отвечающие в российском шоу-бизнесе за финансовые потоки, были недовольны. По всем законам жанра, Сердючка — это травести, квир-дива, drag queen. Это очень конкретный формат и соответствующий порт прописки — гей клубы, ночные кабаре, тематические шоу. У Сердючки полно «родственниц» по всему миру. И даже очень талантливых. Достаточно вспомнить прекрасную Жоржетт, любимицу великой Пины Бауш и нашего Кирилла Серебренникова. Но даже в свои лучшие годы Жоржетт никогда не претендовала на статус поп звезды или тем более национальной героини.
А тут еще триумф на «Евровидении»! Да в обход российской группы «Серебро», метившей по всем продюсерским раскладам на второе место. Нет, это Сердючке простить не могли. Забанили, забетонировали намертво по методичке, введенной в оборот еще со времен изгнания Ростроповича и Вишневской. Ни слова, ни полслова. Нигде! Нет такого артиста. Теперь только за то, что где-нибудь в публичным пространстве, в автомобильной пробке, да даже просто из чьего-то мобильника ненароком донесется «Буди жити Украина», легко получить срок или серьезный штраф.
И заметьте, не за песни «Океаны Эльзы», куда более содержательные и неистовые. За Сердючку! За «Все будет хорошо»! Что-то такое она задела, зацепила. Какую-то важную ноту, которая мгновенно и навсегда отозвалась в душе сразу двух народов.
Андрей признался, что сейчас время от времени к нему стали приходить какие-то странные фразы, похожие на мрачные пророчества, которые он как будто считывает у себя в айфоне. Например, «Если бы люди меньше думали о смерти, они бы дольше жили». Или когда последний раз отмечал свой день рождения, вдруг как электронная строка перед глазами пронеслась: «Лучшие годы позади».
На Новый 2024 год концерт Сердючки заказали какие-то богатые люди. Андрей не стал отказываться. Всем надо дать заработать. Выступили, спели, сплясали. Гости счастливы. Артисты тоже. Все остались праздновать, а Андрей пошел отдохнуть. Он не большой любитель шумных застолий. Но потом решил, что нет, неудобно, надо со всеми побыть. Все-таки Новый год! Вернулся, подошел к столу, где его ждали, налил себе бокал и вдруг понял, что ему нечего сказать. То есть совсем нечего! Даже просто выдавить из себя самый формальный тост не смог. Потому что идет в*йна, потому что ничего нельзя планировать, ничего доделать, закончить. Потому что уже третий год обстрелы, локауты. А когда объявляют воздушную тревогу, и ты живешь на двенадцатом этаже, это значит, что лифты не работают. И значит, что скоро не будет ни воды, ни газа, ни интернета. Теперь единственный верный друг — маленький фонарик, с которым Андрей не расстается даже днем. И айфон, который он больше всего боится оставить без подзарядки. Как мало человеку на самом деле надо для счастья! Фонарик, айфон, но главное, чтобы был свет. В Киеве его постоянно выключают. Просчитать когда невозможно. Теперь Андрей живет в постоянном нервном ожидании, что свет вот-вот вырубят, а ему надо еще переделать кучу дел. И взмыленный, он носится по квартире, пытаясь все успеть, гаджеты зарядить, на письма и звонки ответить. После этого он еще долго сидит в молчании и полном изнеможении. А свет так и не отключили. К чему бы это?
… Для своего нынешнего шоу он придумал эффектный финал. Из детства мы помним, что когда на небе падает звезда, то надо обязательно загадать желание. У нас у всех сейчас одно желание. Давайте его сейчас загадаем. Такой приблизительно текст произносит Сердючка. В этот момент зеркальная звезда магическим образом отделяется от ее головы, сразу становясь похожей на Вифлеемскую звезду, и воспаряет куда-то ввысь. Публика аплодирует. Что-то в этом и впрямь есть рождественское, сказочное. Ожидание чуда! Впрочем, на концерте в Дзинтари у меря возникла другая ассоциация — отрубленная голова Мадам Ламбаль на жирондистской пике перед окнами Консьержери, где сидит ее подруга свергнутая королева Мария-Антуанетта в ожидании приговора. Магический театр Андрея Данилко. Там много подтекста и тайных метафор. Узнаю режиссерский стиль нашего дорогого друга Романа Виктюка. «Слезы душат, душат…»
Пока зрители радуются, а звезда победно сверкает всеми своими зеркальными гранями, никто не замечает, как Андрей, согнувшись в три погибели, добирается до кулис, где уже поджидает своего выхода легендарная чернокожая четверка, английская группа Londonbeat.
— Бедняги, они так перепугались, когда увидели, как я на карачках вползаю за кулисы. Весь в испарине. Они-то помнили, что было со мной на саунд-чеке, и решили, что сейчас я просто помру у них на руках. Запричитали, закричали: «Врача, врача». А я им: «Тиши, тиши, boys. Не срывайте финал. Звезда еще на сцене!».
Сергей И́горевич Николаевич (29 июля 1958, Москва) — российский журналист, медиаменеджер и телеведущий.
Окончил ГИТИС по специальности «Театроведение»
В 23 года стал главным редактором журнала «Советский театр», затем был редактором журнала «Огонёк», заместителем главного редактора журнала «Домовой» и шеф-редактором редакции специальных проектов глянцевого журнала «Elle».
В 2006—2007 годах был главредом журнала «Madame Figaro».
С 2007 года, с момента основания, несколько лет возглавлял журнал «Citizen K», затем уступил эту должность Елене Нусиновой.
В апреле 2009 года был назначен заместителем главного редактора журнала «Сноб».
В течение 10 лет — с 2011 по 2021 Сергей Николаевич занимал должность главного редактора «Сноба».
Был ведущим телевизионного обзора культурных событий «Культурный обмен» на канале «ТВ Центр» и на ОТР.
В настоящее время проживает в Латвии. Автор книги «Заложники красоты».
Если вы зайдете по активной ссылке, указанной в конце публикации, на страничку Сергея Игоревича, у вас появится возможность ознакомиться с его интересными, познавательными, талантливыми текстами.